Вот так налегке и прибыло наше воинство на ст. Тюра-Там.

Подъезжаем к Тюре.

Жаркий день конца сентября, с удовольствием покидаем опостылевший, провонявший горелым маслом вагон и делаем первые шаги по казахстанской земле. Что ждет впереди? Впечатление угнетающеее. Миниатюрный, задрипаный, одноэтажный, побеленный извёсткой вокзальчик посреди беспорядочно разбросанных халуп из шпал, слегка и небрежно обмазанных глиной. Но народу военного вышло из поезда неожиданно много. За вокзальчиком площадь, на неё поднимая тучи пыли въезжают автобусы. Всех рассадили и повезли. Минут через 15 видим совершенно другую картину - за бугром, за КПП, современный город с асфальтовыми дорогами и весь засаженный рядами молодых деревьев!

КПП.

Это “десятка”, площадка №10, жилой городок, административный и культурный центр полигона. Официальное наименование - 5-й Научно-Исследовательский Полигон Министерства Обороны, сокращённо НИИП-5 МО, он же в/ч 11284. А поскольку “сначало было слово”, то создание полигона началось с февральского 1955 года Постановления Правительства. А моя в/ч 33797 была сформирована приказом от 26 февраля 1960 года как БСС 69 (боевая стартовая станция) для несения боевого дежурства ракеты Р7[1][2].

Всего в СССР было сформировано 5 боевых частей (БСС) с 6-ю пусковыми установками. Две в Тюре и три[3]в Плесецке.

“Семерка” 8К74

Кстати, все жилые площадки всех полигонов МО имеют номер 10 а кладбища - 13. Для открытой почтовой связи адрес: “Кзыл-Орда-50” а до этого был “Ташкент-90” а ещё ранее “Ленинград-400”.

В штабе полигона получаю назначение - техник расчёта СОБИС команды горизонтальных испытаний в/ч 33797, площадка №32. Что за аббревиатурой и цифрами - полный мрак. Первая ночь в офицерской пересылке – солдатская казарма на окраине городка, двухъярусные кровати с подушками, матрацами и одеялами, но без простыней и наволочек. Все вновьприбывшие находят свободную койку и без лишних слов – спать, спать. А  утром автобусом везут на эту 32-ю, почти 56км. Все кроме водителя едут с закрытыми глазами, пыль несусветная, сверхмелкая, серо-желтая. Тогда ещё не проложили хороших асфальтовых дорог по всей территории полигона и было счастьем попасть в автобус, а в основном передвигались поездом или грузовиками под брезентовым тентом или без оного. О поездках поездом, на плигонном жаргоне – мотовозом, расскажу отдельно, потом.

Садились в автобус авиаторы, танкисты, связисты, артеллеристы и моряки а вышли все в серой робе с серыми лицами в серых фуражках. Даже ресницы стали серые и огромные. Кошмар. Осматриваемся. Несколько 2-х этажных домов и пара десятков одноэтажных, барачного вида. Стадион в виде заасфальтированных баскетбольных и волейбольных площадок, неимоверного количества турников и шведских стенок, грунтового футбольного поля и большого открытого бассейна. Какие-то пыльные строительные дела и масса загоревших до черна или азиатского типа военных строителей. Вот это и есть площадка 32. А в стороне, на заметном возвышении, километрах в 5-ти какой-то громадный каменный сарай, эдак метров около ста в длину и полста в ширину, а ещё далее - такое же громадное, но совершенно несуразное сооружение. Объяснили - стартовое. Сарай - это МИК, монтажно-испытательный корпус, он же сооружение 14, в котором выгружаются блоки изделия из вагонов, собирается ракета в пакет, проводятся все виды автономных и комплексных горизонтальных испытаний и из МИКа изделие вывозится на старт. К МИКу и старту ведут авто и железная дорога. Всё огорожено колючей проволокой и на въезде капитальный КПП с караульным помещением. МИК и стартовое сооружение это площадка №31, место моей дальнейшей службы.

Левее стадиона - мини Пулково, два крашенных коричневой а не привычной зеленой краской, с виду астрономических купола-павильона и несколько приземистых сооружений. Это пункт радиоуправления полётом - ПРУ, площадка №33. Под куполами радиоантенны. 33я площадка как и 32я отстоят от 31й, стартово - технической, примерно на 5 километров. Вот на этих трёх площадках, 31й, 32й и 33ей размещается и функционирует решая боевые задачи моя в/ч 13991.

Поселили в двухэтажной гостинице на первом этаже в угловой комнате. Переодели в полевую форму, так называемую “мобутовку”, это х/б шаровары, рубашка с коротким рукавом и полуботинки, на голове прекрасная велюровая шляпа с большими полями. Никаких галстуков и портупей, только широкий поясной ремень. (Через пару лет пришёл новый министр обороны Гречко, конармеец, и эту форму отменил, шляпы ему не понравились). Начали в жару блистать начищенным сапогом и портупеей. Мудрый министр, как-никак член Политбюро!

Назначили меня в расчёт СОБИС. Расчёт входит в команду горизонтальных электрических испытаний а команда в свою очередь входит во вторую группу, начальник группы майор Гогсадзе Владимир Емельянович. Группа автономных и комплексных горизонтальных испытаний. Забегая наперёд скажу, что мне повезло на хороших и умных начальников.

Каждый день, кроме, естественно, нарядов по части, изучение Системы Опорожнения Бутылок и Стаканов - народное толкование этой самой СОБИС. Это Система Опорожнения Блоков и Синхронизация компонентов по уровням, её точное наименование. Задача системы - минимизировать гарантийный запас топлива ракеты. Ракета Р7, как известно, пакетная. Каждый из блоков имеет свои двигатели. Каждый движок имеет свой характер, да и в полёте на ракету воздействуют различные возмущения. Горючего и окислителя в баки заливается с учётом этих возможных отклонений от штатного режима полёта. При расчёте полётного задания и соответственно, при заправке на старте в баки заливается расчётный запасец топлива. Вот СОБИС в полёте и следит, чтобы окислитель и горючее каждого блока вырабатывались в нужном соотношении и весь пакет, четыре боковухи и центральный блок, также опорожнялись синхронно. Начальник расчёта - Губарев Юрий Алексеевич. В расчёте помню Юру Сивицкого, Юру Архипова, Валеру Махныкина. Все в расчёте во главе с начальником замечательные и надёжные люди. В списке моих лучших друзей и товарищей они в верхних строчках!

Валера Махныкин и Фарид.

После авиации всё необычно, даже странно. Детальные, скрупулёзные испытания. Довольно много отказов при подготовке изделия и достаточно долгий и в малейших деталях поиск и анализ неисправностей. Но СОБИС по сравнению с остальными бортовыми системами выделялся чрезвычайно редкими отказами. В этом, конечно, заслуга науки и промышленности, создавших эту систему.

Далее попробую повествовать не о службе, она как шла так и шла, а в основном “за жизнь”.

Комната у нас молодых, вновьприбывших, угловая, с окном на юг. Поселили троих, меня, Валеру Тимонина, и Ольховского. Все иркутяне. Правда, через пару месяцев я остался один. Тимонин и Ольховский перевелись в «головастики», там, на 38й площадке шло ускоренное расширение штатов, там выше оклад и вдвое ближе до «десятки». В освободившуюся комнату тут же перебрался «старик», Владимир Михайлович Амбросович, старший лейтенант-инженер пункта радиоуправления, он же «Вол». В летнюю пору окно нашей комнаты  мы старались держать по возможности закрытым, чтобы не залазили фаланги и вездесущие комары. Каждое утро своего первого тюратамского  лета начинал с осмотра небосвода, не появились ли где облака. Дудки. Королев не ошибся в выборе безоблачного региона для своего полигона! Это немного напрягало. Да и потом, в течение дня, шел постоянный поиск спасительной тени от солнца. Даже в столовую не хотелось тащиться по пеклу. Хотя там ждал почти обязательный фруктовый, холодный и очень вкусный суп. Совсем “хорошо” если днем дует Бес-Кунак. Жаркий пыльный ветер. Тогда вся столовская еда, начиная с замечательного супчика, хрустит на зубах.

Вентилятор купить невозможно, дефицит. Чаще всего их привозили из отпусков. Немногие счастливчики обладали маленькими, обжигающими на ощупь и ужасно громко жужжащими с трехлопастным пластмассовым пропеллером. А владельцев больших “подхалимов” можно перечесть по пальцам.

Быстро темнеет и вот она, спасительная ночь. Время цикад, сверчков, жучков и всех видов пауков и паучков. Уж очень они уважают нагретые за день стены. Не сидится им не земле, норовят в гости. Пару раз сходишь в душ. Намочишь простынь. “Хорошо” тому, кто вечером кирнул. Будет спать крепко. Однажды просыпаюсь утром, а Вол спит на своей кровати но в странной позе. Голова на подушке а тело буквой Г, на коленях стоит. И вроде мало выпил, - оправдывался потом.

На “десятку” выезжал редко, ещё не обзавёлся персональной койкой в общежитии №2, недалеко от универмага. Вёл “половую жизнь”, т.е. ночевал у знакомых на полу. В Доме Офицеров танцы и кино. Самое время описать мой гардероб.  Одна пара брюк, чудовищно по моде зауженных, еле нога пролазит, пара рубашек, сначала хлопчатобумажных, а потом удалось по случаю купить современно-модную, синтетическую. Потому что в те годы носить хлопчатку было несовременно, не модно. Те нейлоновые рубашечки, как и современная синтетика в носке, конечно, дрянь. Скребут, электризуются, пот не впитывают. Носков несколько пар, но одна пара как сейчас помню было ярко красного цвета. Тоже мода. Какой-то черный пиджачок. Где-то в 63м или в 64м году появились первые безбортные пиджаки. Первым обладателем такого стал Толя  Корниенко а вторым, пожалуй, Гиза, самые моднячие парни в части. А вот галстуков у меня было несколько штук, еще от папы. Потом прибавилось еще несколько и даже пара бабочек. Это на случай особого фраерства. Одна пара бессменных туфлей черного цвета. Новенькое пальтишко неопределенного, скорее серого цвета и тоже серая велюровая шляпа. Естественно, с маленькими полями. Вот в таком облачении и двигаем в Дом Офицеров. Одет не хуже других, хотя  и не лучше. Вообще-то являться в военной форме на танцульки считалось дурным тоном. А на втором этаже, над вестибюлем, гремит и стонет гарнизонный оркестр, естественно, без струнной группы, но весьма приличного состава медной группы с неутомимым дирижером. Большой танцзал, но свободного пространства для пар, особенно вальсирующих, никогда не хватало. Но кто обращал на такие мелочи внимание. Как и на партийные призывы, обильно украшающие стены этого храма культуры. В горящих глазенках младого народа, партийного и без, бдящие органы и политорганы читали совсем другие мысли и желания. Иногда, а потом и регулярно, на полигон приезжали шефы - звёзды эстрады и кино. По моему, они все до одного со временем отметились на космодроме. Хотя в мои тамошние годы это было культурным событием.

На весь город один кабак - кафе “Берёзка”. Самый крепкий, он же и единственный напиток - молдавское вино “Вин де масэ”. В народе - “вынь да пос.ы”. Вообще-то неплохой напиток. Жаждоутоляющий, не более. По выходным обычно проводились какие-то спортивные мероприятия. Народ в частях в основном молодой как, впрочем, и во всех ракетных войсках, средний возраст 26 лет, спортплощадки в парке никогда не пустовали. Быстро строился большой стадион, футбольное поле которого засыпали чернозёмом, привезённым из очередной осенней экспедиции на целину. По всей необъятной стране каждая часть в конце лета, а то и в его начале отправляла технику и людей, отрывая их от службы, на пресловутую и проигранную ещё на заре советской власти “битву за урожай”. Да потому, что в соответствии с ложным учением ульяновского фанатика первым делом коммунисты уничтожили настоящего деревенского труженика, а потом, через колхозы и пришедших в Кремль и на места, в обкомы и райкомы самых горластых, наглых, никогда толком не работавших “активистов” из бедноты или лодырей, взрастили многомиллионную армию безразличных и вороватых “колхозников”. Вот этим самым колхозникам и помогала армия, предприятия и школа с вузами. А куда деваться. Не поедешь - партбилет выложишь, голубчик. Так им и надо, коммунякам.

На нашей, 32й площадке развлечений особых никто не предлагал, да и времени ни на что не хватало. Книги, музыка-радио, магнитофон, радиолюбительство, иногда по вечерам кино в клубе, танцульки. Вечером, после ужина, прихватив пачку вафель или банку компота, чаще венгерского абрикосового, топаю не 31ю площадку в свою СОБИСовскую лабораторию. Большие рабочие столы ее уставлены высококлассными  измерительными приборами, что мне и нужно для наладки своих поделок. Тишина в большой комнате и во всем громадном здании МИКа. Иногда засиживался до 4х утра. Закрыл лавочку, тихонечко миновал полусонного дежурного и через пол-часа в своей общаге, падаешь на коечку к «товарищу Морфею». Первые годы все радиолюбители испытывали дефицит радиодеталей. ЗИП трогать нельзя, аварийные ракеты падают далеко. Что можно было купить, привозили из отпусков. По случаю или без такового, дружеские попойки в очень тёплой компании 2-й группы в комнате Димы Тропина или у себя на двоих, с Волом. Но на первом месте, естественно, гандбол! Избрали меня капитаном. Команда называлась “Восход”. По имени спутника.

Новый 1962 в комнате Димы Тропина (на посту у своего «Фестиваля»). Там же с Колей Чернышовым.

Осенью 1961-го заканчивалось первенство полигона по гандболу 11х11 и наша команда выглядела весьма внушительно. Особенно сильна задней линией, шестеркой обороны с основным “быком” Геной Устименко и вечно жалующимся на короткие от природы пальцы Женей Лебедевым. Весьма неласковые защитники. А это означает прикрытый тыл.

Но уж если начать характеризовать каждого из игроков команды, то на первом месте по значимости, безусловно, - Лев Костюк, наш вратарь, базовый игрок. Мы, полевые игроки, при всех наших замечательных качествах, всё-таки публика несколько легкомысленная, иногда безалаберная и за наши ошибки в поле всегда отдувался Лев.

Маленькая черепашка тоже жила у меня в суповой тарелке. Откроешь тумбочку в любое время, а она ползет-ползет без отдыха и остановки в своей тарелке…

Выделяло его из всей нашей спортивной братии серьёзное отношение к тренировкам и высочайшая ответственность в любой игре, независимо от силы соперника. Вот уж кому доставалось нокаутирующих ударов мячом не только по голове, но и по самым чувствительным частям тела. Правда в команду он пришёл, как говорится, не с улицы, а перворазрядником из спортивной гимнастики. Шпагат в воротах ему не надо было осваивать. А уж перепадало от Льва в игре и на разборах после игры каждому на орехи и мне особенно. Ему-то сзади, от ворот, всё видно. И никакой команды у нас не состоялось бы без такого вратаря, это уж точно. Можно сколько угодно потеть и скакать по площадке, но если в воротах дыра…

Иду благодарить судью. Похоже продули. И Лев без радости, руки на бедрах, значит будет ругаться. Гешка Павлов чешет ногу.

Ташкент. Кубок города. Фарид размирает Льва перед игрой, (относительно легкие броски по лицу).

Всех, кого я вспомню я очень люблю и не буду ранжировать, хотя так и хочется посвятить целую главу таким главным забойщикам как несравненный линейный “Шершавый”- Коля Чернышёв и умница “Фара”- Фарид Мухаммедов.

Шершавец в младые годы, в училище, занимался борьбой. Посему выделялся накаченностью мышечного аппарата и специфической, борцовской разминкой перед каждой игрой. Несомненно, такие прекрасные физические кондиции и настойчивые тренировки вывели его в лидирующего игрока - настоящего линейщика. Нашего основного забойщика. Но вот уж кому я никогда не завидовал по игре так это линейщикам.

Залезть в самую гущу соперников, норовящих от всей души “обидеть” нахала, технично растолкать их, в пределах правил, наполучать по мусалу и бокам, готовить бесконечные нужные и пустые заслоны и не получив в выгодной позиции мяч при срыве атаки стремглав мчаться назад, в защиту. Это будни линейщика.

Но уж если мяч оказался в руках у Коли, болельщик замирает в ожидании классического, почти циркового номера. Разворот на опорной ноге, мощный толчок с использованием накачанный ляжек, полёт в гости к обречённому вратарю и мяч в сетке! А венчает атаку эффектный кувырок-перекат. Любимец публики. Болельщики, особенно болельщицы, ревели от восторга после Колиных кульбитов. А как он возвращался к своим воротам совершенно особой гарцовкой победителя высоко подбрасывая крутое бедро!

Совсем особого склада и игровой техники Фарид. Это технарь и тактик. Никогда не полезет напролом. Уважал только комбинационную игру, с тонким пасом, финтами и ложными атаками. Не владея сильным броском, брал точностью. Мне частенько доставалось от Фары за бестолковые лобовые атаки, зачастую безрезультатные. Это когда я лез в свалку и не сбрасывал ему, совершенно свободному мяч. Как сейчас вижу его и слышу кудусовский укоризненный вопль: “Петух!” Эх, вернуть бы время вспять, отдал бы все ему пасы!

Вова Амбрасович – деликатный, интеллигентный товарищ. Но если требовалось по игре, а я всегда требовал жёсткой защиты, то Вол, заметно пересиливая себя, даже изменяясь в лице, делая его задумчиво – отрешённым, начинал «отоваривать клиентов», с извинениями, благо для этого у него был атлетический торс и мощные ноги.  Вот бы заснять это на киноплёнку и сейчас пересмотреть!

Вол и Лев - покорители острова Сахалин. С утра вроде трезвые…

Да каждый из далее названных, внёс свой вклад в победы команды. Юра Сивицкий, Вова Чернушенко, Дима Тропин, Гена Павлов, Женя Лебедев, Гена Устименко, Альберт Каврига, Валера Белов, Юра Груздев, Толя Корниенко, рядовые Коля Шуваев и Толя Кармишин.

Чемпионы!! Слева направо - Женя Лебедев, Толя Кармишин, Фарид Мухаммедов, Самый Счастливый, Юра Сивицкий, Коля Чернышов, Коля Шуваев, Вова Чернушенко. Лев в этот кадр не попал. Команда без вратаря! Он фотографирует.

Немного напрягало отсутствие нормального душа в общежитии. Помещение для него было, а вот горячей воды не предусмотрели. Посчитали пижонством.  Да ее и вообще нигде не было, только в системе отопления. Вот народ и использовал ее для помывки. А поскольку она исключительно ржавая, просто коричневая, то на закрепленный на потолку резиновый отвод от батареи надевался мешок, набитый старыми рубахами, трусами с рукавами - кальсонами, драными простынями и прочим тряпьем, выполнявшим роль фильтра. Включается вода и на полусогнутых ножках, скорее на корточках,  мостишься под этим мешком, быстро превращающимся по виду во все более вытягивающуюся боксерскую грушу и, не мешкая, моешься, поскольку примерно через полчаса эта груша с чваканьем обрывается и падает кому-то на голову или на пол – окончательно забилась ржавчиной в верхней части. Да к тому времени и вода уже стала далеко не прозрачной. Идет переборка, обновляется начинка и вперед, озябшая гвардия, продолжать процесс. Поднять и взгромоздить на потолочный крюк грушу вдвоем не получится, тяжела, скользка и уже мерзко прохладна, гадюка. Лучше вчетвером. Трое - четверо недомытых пыхтят – корячатся, привязывая эту ржавую грушу на место. Совсем плохо если мешок с барахлом слишком большой. Падает чаще, а поднять его к потолку и закрепить там очень тяжело. Да и мыться под ним надо более чем полусогнувшись.  На «десятке», конечно, в общежитии условия считай идеальные. Мойся, сколько хочешь и заодно стирайся. Стирка идет исключительно ногами. Намылил шмотку и танцуй на ней, попрыгивай. Чем дольше, тем чище будет.

Сезон 1962 года, а это первые выходные мая, начали играть в гандбол 7х7 и все прошли переучивание у Саши Жмакина, офицера со второй площадки. Замечательный, добрый товарищ, выпускник МАИ. Несколько раз доводилось ночевать в его комнате, не помню, в каком общежитии “десятки”.

Жмакины Зоя и Саша

Перед ответственными играми наша команда дружно собиралась обычно в комнате Димы Тропина и Славы Акимова. Почему именно в этой комнате? Да как-то она была наиболее уютная, да и личность самого Диментия располагала. Сам он из кадетов, т.е. заканчивал Новочеркасское суворовское училище до поступления в Харьковское. Прекрасный радиолюбитель, грамотный инженер и флегматик в быту. Его естественное состояние и положение - полулёжа на кровати, в руке сигарета или книга и оригинальное бесслюнное поплёвывание, типа сбрасывание прилипшей крошки табаку. Но без табака, а просто так. Ленив был даже пойти в туалет. Суровая правда в том, что туалет общего пользования находился далеко от общаги, добрых метров двести пятьдесят - триста в северном направлении. Серьёзное сооружение без дверей не менее чем на тридцать дырок. Всегда обильно присыпаны хлоркой, белым-бело. Не жалели. Зимой, в мороз и сильный ветер, конечно, тащиться туда было мало радости. Каждый вечер кто-то кричал в коридоре дурным голосом: “кто на Север?”. Собирались страждущие и весёлой компанией двигали в ночь, в сортир. Демьян однажды поставил рекорд, не навещал сортир около пяти суток. Пришлось вести его на очко практически под руки. Долежался.

Так вот, мысленно вернёмся в повествовании в Димкину комнату. Установки на предстоящую игру или разбор прошедшей заканчивали распитием кофе. Пили то, что подвозил родной Военторг. А это “Кофе чёрный, молотый” сорт такой-то, цена такая-то. Иных пояснений чего там насыпали в пачку, не было. Растворимых кофеёв тогда не было. Чай пили реже, да и он был отвратного качества, только грузинский. За неделю до финальных игр я вводил сухой закон, все всерьёз его воспринимали и исполняли, что было совсем не просто. Дело в том, что технического спирта хорошего качества на площадке, в комнатах офицеров, в частности заправщиков, было, как говорится “хоть залейся”. Только на промывку своих магистралей они получали его 400 кг после каждого пуска. Спирт стоял в некоторых комнатах на столе в графине или в шкафу в канистре. И никакой особой ценности не представлял.

Это потом, года через три нормы спирта на обслуживание техники сократили в десять раз и с “хмызом” начались перебои. При любом застолье в качестве веселящего шёл только он, родимый. У некоторых вошло в нехорошую привычку “хмызануть” до и после ужина. А кормили нас бесплатно по лётной норме как офицеров части стоящей на боевом дежурстве. Ракета 8К74 (Р7) в те времена была единственная ракета с дальностью стрельбы ядерной боеголовкой до США.

Начало суточного боевого дежурства заключалось в торжественном разводе перед ужином - в строю примерно до двух десятков офицеров, очередная дежурная смена. Кто-то из штабных зачитывает приказ, заканчивающийся фразой: " ….для защиты рубежей Союза ССР на боевое дежурство заступить!" И вся смена сразу идёт на ужин, а после него кто куда, а молодёжь на спортплощадки. Но если сыграли тревогу, то мы первые поспешаем в МИК и что надо готовим до прибытия остальных офицеров полка. В полку более трёхсот офицеров и чтобы их быстро собрать по тревоге, а тревоги случаются, как правило, по ночам, от каждой части организована так называемая “тревожная группа”. Это до двадцати шустрых солдат, размещённых на постоянной основе в одном из сухих подвалов жилого дома на “десятке” переоборудованном под жильё. Просто в подвале расставлены койки. Эти шустрые при объявлении тревоги вылетают в город и чешут каждый по своему маршруту - колотить в двери, поднимать народ. У каждого офицера приготовлен “тревожный чемодан”. Это среднего размера чемодан, с которым вполне можно ехать в отпуск, там и комплект белья, и всё что нужно для повседневной жизни, даже две банки консервов, как минимум. Содержимое чемоданов регулярно проверяется начальством. Толпы “озабоченных отпускников” бегут к месту сбора, откуда их везут автотранспортом на 31ю и 33ю площадку. Проводятся необходимые горизонтальные испытания ракеты, приехавшие “головастики” пристыковывают “башку” и ракету вывозят на стартовую позицию, ставят в стартовое сооружение и все ждут, что дальше?? Будет или не будет заправка компонентами? Нашу ракету если заправить, то надо и запускать. В противном случае, при сливе компонентов, ракета подлежит разборке и отправке в Куйбышев, на “Прогресс”, на промывку.

А всё заканчивается командой “отбой тревоги”. Ракета компонентами топлива не заправляется, кладётся на установщик и тепловоз тащит её назад в МИК. “Головастики” забирают головную часть и исчезают на свою 38ю площадку. Не выспавшийся народ с лёгким ворчанием разбредается по своим рабочим местам ловить момент перекемарить, поскольку каждая такая “игра в войну” занимают до двух суток! А рабочее место у каждого расчета свое. У кого пультовая, у кого лабораторное помещение, а у кого и необъятный зал.

А ещё донимали и даже более чем тревоги - “эвакуации”. Дело в том, что в нескольких километрах от нашей площадки расположена 43-я, на которой годом раньше произошла на её стартовой позиции (пл.41) тяжёлая авария. При предстартовых вертикальных испытаниях при полном стечении как стартового, так и прикомандированного народа взорвалась ракета 8К64 (Р16, масса 140 тонн) унеся на тот свет более сотни испытателей вместе с первым главкомом маршалом Неделиным.[4]

24 октября 1960 года 8К64.  Перед взрывом.

Взрыв.                                    

Горящие факелы людей. Бегут… падают…ползут на четвереньках. Замирают дымящимися бугорками.

Работает аварийно-спасательная группа. Не на всех спасателей хватило средств защиты. В смертельно-ядовитой среде пожара некоторые работали без противогазов, в обычных шинелях.

Ракета днепропетровская, дрянная по качеству и к тому же на ядовитых компонентах топлива. Поэтому при каждом вывозе соседями своей вонючки на старт наша часть в полном составе эвакуировалась в степь. А так как доработки этой горе-ракеты шли перманентно то нас это донимало и днём и ночью. А ночи осенью в Казахстане очень холодные. Эвакуации подлежит всё живое 32й площадки, а это не только наша часть, но и строители, прикомандированные, гражданские и учебный центр - не одна тысяча человек. Вся это публика как может, устраивается в ночи. Кое-где видны костерочки, огоньки сигарет, кто-то пытается подремать. А ночи-то в ноябре уже холодные. Вот когда я пожалел что загнал посылку с шинелями в Красноярск. Помёрз в накидочке. Но всё внимание на соседей. До них не более пяти км.

Насмотрелся на ихнии взрывы и аварийные пуски! А сколько раз бегали всей тысячной толпой от оранжевых и рыжих облаков гептила и азотной кислоты, как стадо баранов! Беда в том, что индивидуальный штатный общевойсковой противогаз не фильтрует эти компоненты. Нужен изолирующий, типа ИП-46. Зато на прекрасные тюратамские звёзды налюбовался досыта. Славяне народ особенный, некоторые, “самые умные” умудрялись под эвакуацию поспать в общежитии или “расписать пульку”. Борьба с уклонистами велась патрулями суровая, до угроз выломать двери, зато каков приз! Все дубаря дают в степи иногда и до утра, а ты как король дрыхнешь в своей кроватке!

Новый 1962-й год встречал в общежитии 2-й группы в комнате Димы Тропина - “Тропинина”. Присутствовали Коля Чернышов, Юра Губарев, Толя Батуков, Вася Древятников, Дима и я. Распили фляжку спирта, сделали ей “прожиг”[5], попели песни Булата Окуджавы и обязательную “Заправлены в планшеты космические карты…” заканчивающуюся мажорным утверждением “на пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы!” Лучшей закусью к спиртику считалось венгерское лечо. А если Димка ещё и отваривал макароны к нему… Объеденье! В стандартный закусочный набор входил рыбный частик или килька, томаты в собственном соку, икра баклажанная, черный и белый хлеб. Ужин в нашей лётной столовой накрывался на всех офицеров, а большая их часть уезжала домой, на «десятку», поэтому всяк затевающий вечерне-ночные посиделки тащил, что повкуснее, из столовой к себе в общежитие, вместе с тарелками[6].

Но если собиралась большая компания, то основными заводилами песен были Виталий Морозов и Гена Устименко. «За что вы Ваньку – то Морозова», «Вы слышите, грохочут сапоги», «Последний троллейбус», «Из окон корочкой несёт поджаристой…». Где эти годы и где эти ребята??

Древятников, Батуков, Чернышов, Губарев, Тропин.

У Демьяна стоял на столе чудо-приёмник “Фестиваль”. По тем временам лучший в мире аппарат, золотой призёр Всемирной выставки в Брюсселе. Умели и бытовую технику делать в СССР, иногда.

Дима соорудил к нему приставку-конвертер на диапазоны 13, 16 и 19 метров в заглушке от ШРО[7] красного цвета и мы слушали вражьи голоса без “глушилок”. Тогда же по Би-Би-Си ведущие программу на русском языке Джонни и Мэри знакомили мир с начинающими “Битлз” и шли регулярные трансляции оркестра Виктора Сильвестра.

---

[1]

«Семёрка» 8К74

[2] Ракета несла моноблочную термоядерную головную часть мощностью 3Мт. Она кре-пилась к центральнму блоку с помощью трех пирозамков.  Характеристики ГЧ позволялипоразить  крупную  площадную  цель, посредством  как  воздушного, так и  наземногоядерного взрыва.  ГЧ ракеты, которая  должна входить в  плотные слои  атмосферы со скоростью 7900м/с. представляла  собой конус с углом полураствора 11град. и длиной7,2м. и массой 5500 кг.  В дальнейшем для ракет  Р-7А была  создана более легкая и меньшая по габаритам ГЧ.

[3] Одна из частей Плесецкого полигона (в/ч 14056) с двумя стартами.

[4] По свидетельству заместителя С.П. Королева Чертока Б.Е. «84 солдата и офицера были похоронены в братской могиле городского парка. (Только три года спустя над ней был установлен обелиск с именами захороненных). Сорок два цинковых гроба на самолетах  разлетелись для захоронения по городам, где жили или работали погибшие».  Черток Б.Е. Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны.  М. Машиностроение 1997.

[5] Опорожнённая фляжка кладётся набок и к её горлышку осторожно подносится спичка. Микроиммитация операции «Прожиг» ракеты среднего радиуса действия Р5 (8К51, горючее – 92 процентный этиловый спирт, окислитель – жидкий кислород).

[6] Начальник столовой регулярно собирал эти тарелки по общежитиям. Со скандалами.

[7] Штепсельный Разъём Отрывной. Громадный, килограмма на два, квадратный, штырей на сто, разъём. Мощным, встроенным в него электромагнитом, отрывался при старте от каждого блока пакета.

Следующая глава »